источник значимости или истины. О том, существует ли вообще такой источник, дискутировать уже не следует, это уже не следует обсуждать, так сказать, диалектическим способом. Это следует просто принять как данность. То, что изначально дано, следует принять, говорит Гуссерль; здесь не о чем больше спрашивать и тем более не в чем сомневаться. То есть имеется по меньшей мере одна область [предметностей, о которых Гуссерль позднее скажет, что задавать вопросы или сомневаться здесь невозможно в том смысле, что сомнение абсурдно. Речь здесь идет о том источнике познания, который позднее получит название «имманентное восприятие»].
Но в гуссерлевской формулировке «принципа всех принципов» есть еще одно чрезвычайно примечательное дополнение. Изначально данное следует просто принять, правда, лишь «в тех границах, в которых оно себя дает». «В границах!» — Что же это такое, эти «границы» данного? Точное объяснение этого станет возможным лишь позднее, пока же мы ограничимся следующим указанием: здесь содержится намек на то, что в этой данности, в этом предельном источнике все еще имеются определенные познавательные различия, что данность не везде обладает одними и теми же правами, одной и той же силой подтверждения. И в этом выявляет себя, если присмотреться внимательнее, первое различие между <гуссерлевским> понятием опыта или изначально дающего созерцания и традиционным эмпиристским понятием. Существует целый ряд различий между опытными актами, а также между [степенями] их познавательной силы. Это я еще буду разбирать. Но сейчас я начну вот с чего:
Для эмпиристов и, в особенности, для позитивистов существовало в лучшем случае два различных типа или вида опыта. «В лучшем случае» — поскольку для Конта, например, существовал по сути дела лишь один вид опыта, и это было внешнее или, точнее говоря, чувственное восприятие. Даже так называемое «внутреннее восприятие», рефлексию или интроспекцию Конт (мы это еще рассмотрим) поставил под сомнение: он сомневался в том, возможна ли она вообще, и не является ли она таким способом познавательного отношения, который разрушает сам познаваемый предмет, то есть собственные переживания <познающего>. Здесь вырастают все те сомнения, которые позднее были выдвинуты в психологии против так называемой интроспекции. Все это закладывает основы психологии бихевиоризма, а также так называемой «объективной» психологии или рефлексологии и т.п. и т.п., в которых отрицается не только всякая возможность непосредственной опытной данности [Erfahrung] собственных переживаний, но — в некоторых направлениях — и наличие сознания вообще. Эта крайняя граница достигается в следствиях, извлекаемых из [физиологии Павлова]. Между тем, этот подход все же не нашел полного признания. Так, например, Франц Брентано был убежден, что внутреннее восприятие существует, и невозможно лишь наблюдать за собственными переживаниями. Он тем самым проводит четкое различие между восприятием и наблюдением. Если бы опора на наблюдения за собственными переживаниями была неизбежной при построении дескриптивной психологии, то тогда эта психология, согласно Брентано, была бы невозможна. Брентано, однако, полагает, что <в действительности> [такое наблюдение] необходимым не является. Напротив, по его мнению, возможно найти средства, чтобы вначале как-то непосредственно зафиксировать собственные переживания, а затем определить их в других методических процедурах, и <тем самым> сделать возможной дескриптивную психологию. Но для Гуссерля и для феноменологов, причем как раннего, так и позднего периодов, существует не один и не два, а целый ряд различных основных видов непосредственного познания, изначально дающего созерцания. Я сказал «целый ряд». Но сколько же их точно? Это, конечно, зависит от того, сколько вообще основных типов предметов познания следует [принять], существование скольких типов следует признать. Их, однако, можно признать в том и только в том случае, если к ним имеется непосредственный доступ, непосредственный опыт, в котором они даны. Но способы, которыми возможно схватить или получить опытный доступ к этим предметностям [различных областей бытия], весьма различны. Основное убеждение, которого придерживались как Гуссерль, так и его сотрудники, состояло в том, что между познанием, то есть изначальным, первоначально дающим познанием, с одной стороны, и структурой и модусом бытия познаваемых предметов, с другой, есть совершенно особое и примечательное отношение. Здесь имеется особая коррелятивность, соответствие между формальными и материальными свойствами, а также модусом бытия познаваемых предметов <с одной стороны> и характером постигающего отношения, <с другой стороны>, которое необходимо принять, чтобы найти познавательный доступ к этим предметам. [Если же мы не пытаемся относиться по-разному к разнородно организованным, имеющим разные свойства предметностям, когда пытаемся постичь их], то мы перетолковываем эти предметности, или же вообще не имеем к ним никакого доступа. И тогда мы строим теории, основанные единственно на слепоте, теории, которые вообще не относятся к тому, что в действительности необходимо здесь понять.
Но если Вы спросите меня, [о каких областях бытия здесь идет речь,] какие различные типы предметностей возможны, то я смогу лишь привести Вам некоторые примеры. Дело в том, что я не думаю, будто мы уже настолько продвинулись в познании, что можем с определенностью сказать, какие вообще области бытия и какие разновидности предметной структуры возможны как таковые. Мы, поэтому, должны удовольствоваться примерами. Так, например, существуют предметности так называемого «внешнего» мира, в частности, материального мира. Это не только вещи, это, конечно, и процессы, и события, это и особые отношения, как, например, каузальное отношение, и другое. Затем у нас есть второй регион бытия, а именно, так называемое психическое, прежде всего собственное психическое, которое как раз и постигается во «внутреннем» восприятии. «Собственное психическое» — это нечто такое, что не тождественно собственным переживаниям сознания. Это различие подчеркивает и сам Гуссерль. Я как физически-телесно-душевное существо, и в особенности как душевное существо, есмь нечто иное, чем мои текучие переживания, которые тем или иным способом развиваются, достигают своей полноты и исчезают. Через эти особые переживания являют себя психические факты, психические процессы, психические структуры, как, например, моя имеющая особую структуру личность. [Таким образом, познавательный доступ и здесь достигается через внутреннее восприятие. Но опоры на него недостаточно для постижения собственного психического; ее недостаточно даже для того, чтобы схватить сами переживания.] Здесь Гуссерль употребляет другое, немного странное выражение. Он говорит об «имманентно направленных» актах, в частности, об «имманентном» восприятии [96]. Это нечто совершенно иное, чем «внутреннее» восприятие. Внутреннее восприятие имеет место, например, тогда, когда я в связи с каким-то событием ловлю себя на том, что «по сути», — несмотря на все внешнее впечатление — я «трус». Или я внезапно понимаю, что во мне происходит что-то такое, о чем я раньше не знал; или оно уже произошло, оно уже в прошлом, а я только теперь узнаю об
